Aleksk
Коллега
Про всплывший якорь не было?
А ещё без страховки шлындать по палубе - плохая примета.
Чем сильнее воля человека,
тем сильнее злоба океана,
и суда в нём тонут век от века,
словно иглы в вене наркомана,
Утонувши, загрязняют воды
тухлой человеческою дрянью
Что же не противятся народы
этих смертных бездн очарованью?
Раз один веселый русский парень,
сколотивший деньги на бананах,
с песней и молитвой, как татарин,
вышел на просторы океана.
Сунул в кейс наган и фотопленки
и попёр на яхте в кругосветку,
прихватив семь ящиков тушенки
и двадцатилетнюю соседку.
Миновал Босфор и Гибралтары,
съел тушенки, выпил кальвадосу
и, как часто делают татары,
закурил с гашишем папиросу,
Снова выпил, на девчонку слазил,
новости по радио послушал,
покурил - и снова попроказил,
и опять кальвадосу откушал,
Поднялся на палубу и плюнул
прямо в очи море-окияна -
и внезапно лютый ветер дунул -
и свалился за борт окаянный.
Тут же белобрюхая акула
в окруженьи мелких акуляток
паренька веселого куснула
и объела от волос до пяток.
Что, весёлый, как повеселился?
Где твое неистовое тело?
Если бы ты за борт не свалился,
щас бы девка под тобой потела.
Да, ты телом мог не только пукать,
а сейчас и этого не можешь,
ни лизнуть, ни тронуть, ни пощупать,
даже в рот колбаски не положишь.
А вокруг осиротелой лодки
уж кишат могучие тритоны,
носятся хвостатые молодки
и Нептун, бог моря разъярённый.
Вытащили девочку из трюма
и давай хвостами бить по роже...
Океан, он злобный и угрюмый,
ни на что на свете не похожий.
(с) Вадим Степанцов
А ещё без страховки шлындать по палубе - плохая примета.
Чем сильнее воля человека,
тем сильнее злоба океана,
и суда в нём тонут век от века,
словно иглы в вене наркомана,
Утонувши, загрязняют воды
тухлой человеческою дрянью
Что же не противятся народы
этих смертных бездн очарованью?
Раз один веселый русский парень,
сколотивший деньги на бананах,
с песней и молитвой, как татарин,
вышел на просторы океана.
Сунул в кейс наган и фотопленки
и попёр на яхте в кругосветку,
прихватив семь ящиков тушенки
и двадцатилетнюю соседку.
Миновал Босфор и Гибралтары,
съел тушенки, выпил кальвадосу
и, как часто делают татары,
закурил с гашишем папиросу,
Снова выпил, на девчонку слазил,
новости по радио послушал,
покурил - и снова попроказил,
и опять кальвадосу откушал,
Поднялся на палубу и плюнул
прямо в очи море-окияна -
и внезапно лютый ветер дунул -
и свалился за борт окаянный.
Тут же белобрюхая акула
в окруженьи мелких акуляток
паренька веселого куснула
и объела от волос до пяток.
Что, весёлый, как повеселился?
Где твое неистовое тело?
Если бы ты за борт не свалился,
щас бы девка под тобой потела.
Да, ты телом мог не только пукать,
а сейчас и этого не можешь,
ни лизнуть, ни тронуть, ни пощупать,
даже в рот колбаски не положишь.
А вокруг осиротелой лодки
уж кишат могучие тритоны,
носятся хвостатые молодки
и Нептун, бог моря разъярённый.
Вытащили девочку из трюма
и давай хвостами бить по роже...
Океан, он злобный и угрюмый,
ни на что на свете не похожий.
(с) Вадим Степанцов
